Срок от 5 до 10 лет будет вскоре грозить всем, кто замимается вербовкой и подготовкой наемников. Так по крайней мере предусмотрено новым законом, принятым Верховным Советом России в первом чтении. Согласно этому документу аналогичную ответственность будут нести и те, кто финанснрует, вооружает и использует наемников.
Он шагал по центральной улице Гудауты, привлекая внимание не только выгоревшей камуфлированной формой, сдвинутым на бекрень черным беретом и ручным пулеметом за спиной, но и почти нарочитой бесшабашной удалью, исходящей от каждого его движения. На него огляды¬вались прохожие, бросали взгляды и вооруженные люди — он заметно выделялся на их фоне, и это, похоже, ему это нравилось.
Увидев к почувствовав все это, я окликнул его и, представившись, спросил:
— Вы не из России?
— Я — из Нальчика. А что?
— Мне показалось, что вы один из тех, кого называют наемнмками.
— Я не скрываю свое имя — меня зовут Асланбеков. Но я—не наемник. Я — доброволец. Воюю здесь не за деньги, а по убеждениям.
— Сколько вам лет, и за какие убеждения?
— 23 года. А воюю за нашу землю.
— В каком смысле — вашу?
— За землю народов Кавказа.
— Вам уже пришлось убивать?
—А зачем я сюда приехал, мрандарины собирать? Меня и мама недавно спросила — неужели я убиваю людей, хотя раньше и курицы не мог зарезать. Да, я здесь пулеметчик штурмовой группы и стреляю в того, кто стреляет в меня. Выбора нет.
Сославшись на занятость, Аслан заторопился прочь, предложил, впрочем, если будет желание, продолжить разговор заглянуть вечером в гостиницу «Черноморец», где квартируются добровольцы из России.
К моменту этого знакомства мне еще было неизвестно о том, чго российский парламент рассматривал закон о наеммичестве, но я знал, что в нашем законодательстве понятие «наемник» отсутствует, хотя только за последние два года в разных «горячих точках» бывшего Союза с оружием в руках действовали около 30 тысяч
«добровольцев», и почти две тысячи — воевали в Югославии. В их числе — бывшие военнослужащие, казаки, национал-паптриоты и просто бомжи.
Однако законодатель с удивительным упорством не замечал наемников как явления, и не торопился с принятием действенных мер. Тем временем профессия воевать в какой-либо из «горячих точек» стала едва ли не
престижной, и людей с оружием в руках та сторона, за которую они выступали, привечала как героев. При этом далеко не всегда интересовались прошлым «героев» и истинными целями их приезда в зону конфликта. В результате — и в Приднестровье, и в Осетии, и в Абхазии стали появляться «добровольцы», которых прежде всего интересовало оружие. Получив его, они либо просто растворялись либо начинали налаживать канал сбыта. Для иных — профессия убивать стала основным делом, и они переезжают из одной «точки» в другую, с легкостью мотивируя это политиче¬скими мотивами — выдают себя за защитников интересов сла¬вян, русскоязычных, угнетенных и т. д.
Законодатель нового явления ие замечал до тех лор, пока счет «добровольцев» не пошел на тысячи, а некоторые государства ближнего зарубежья не стали все более активно выражать свои протесты по поводу российских наемников…
Закон, принятый Верховным Советом в первом чтении, вряд ли что-либо изменит по той прстой причине, что не дается толкования понятия «наемник» и пока не ясно, кого же будут привлекать на срок от 5 до 10 лет. Между тем в этой профессии нет ничего нового, пер¬вые упоминания о ней встреча¬ются даже в Библии, большин¬ство стран мира, приидя к по¬ниманию всей опасности наем¬ничества, еще в XVIII—XIX ве¬ках приняли специальные статьи в своих уголовных кодексах. А Женевская конвенция о защите жертв войны 1949 года рассмат¬ривает наемничество как меж¬дународное преступление, наем-вика же — как лично, не имею¬щее права на статус военно¬пленного, то есть — ставит вне закона.
Вечером в гудаутской гости¬нице «Черноморец» я так и не смог разыскать Аслана Бекова. Но увидел в фойе худощавого седоволосого мужчину в камуфлированной куртке с погонами подполковника и коротким, де¬сантным автоматом в руках, по¬дошел к нему и спросил, не зна¬ет ли он, где живут российские добровольцы и как с ними встре¬титься. Подполковник окинул меня цепким взглядом, выдер¬жал паузу и произнес: «Подо¬ждите у себя в номере, мы по¬советуемся и примем решение— нужно ли нам общение с жур¬налистом».
Минут через двадцать он по¬стучал ко мне в дверь и, когда я открыл, сказал: «Господа офицеры ждут вас. Пойдемте, я провожу». Пока поднимались, представился — Анатолий Анисимович Сидоренко, русский национал-патриот, прибыл сюда. цитирую: «бороться за возрож¬дение российской нации и для защиты народа Абхазии от диктата Шеварднадзе, спевшегося с Ельциным. Под моим началом —150 человек, это специаль¬ное подразделение. имени Анцупова. Мы адесь выполняем осо¬бые функции, но говорить о них не будем».
В обычном гостиничном поте¬ре знакомлюсь с двумя мужчи¬нами в гражданском. Тот, что помоложе, называет себя «лейтенант Вадим Плющ». Рыжево¬лосый бородач, статный и мус¬кулистый, над койкой которого прикреплен вырезанный из жур¬нала портрет российского императора, тоже протягивает руку и представляется: «Капитан Илюнчев, Вячеслав Михайлович».
В номере довольно чисто, ничто не напоминает о временном пристанище «диких гусей» —-не видно оружия, военной фор¬мы. На тумбочках — лишь стопочки книг да несколько окур¬ков в пепельнице лейтенанта.
Капитан, заметив мой взгляд на пепельницу, говорит, что он не курит и совершенно не упо¬требляет спиртного. Я прошу его рассказать о себе подроб¬нее. Илюнчев показывает мне удостоверение офицера абхазской армии, выполненное на се¬роватом картоне, и документ, свидетельствующий о том, что капитан милиции Илюнчев В. М. уволен из органов МВД России на основании собственного заявления.
— Я прослужил в милиции 18 лет, до пенсии оставалось два года,— говорит Вячеслав Михайлович.— Сам родом из семьи военного, отец был подпол¬ковником ВДВ, политработни¬ком, брат баллотировался в народные депутаты России. В милицию я пришел после армии, а служил в разведподразделении войск специального назначения.
Начинал с младшего инспектора уголовного розыска, последние годы был участковым инспектором Ленинского района Краснодара. Награжден медалями за 10 и за 15 лет безупречной службы в органах МВД, а так¬же — почетным знаком ЦК ВЛКСМ.
— Простите, но я не понимаю: если у вас так успешно складывалась служба, то поче¬му вы вдруг решили ее бро¬сить? Каким образом вы ока¬зались в абхазской армии?
—- Кто вам сказал, что «вдруг»? Я долгое время член комиссии русских националистов, вхожу в общину русского народа Кубани и выступаю за активную защиту славян, изго¬няемых при попустительстве российского правительства со своей земли в бывших братских республиках. Мы отправляли своих людей в Дубоссары, сам я, к сожалению, туда поехать не смог. Наши люди выполняют свой долг в Сербии. А я, по ре¬шению нашей российской националистической партии, прибыл сюда. Был принят в ряды вооруженных сил Абхазии, но еще целых два месяца числился в штате Краснодарского УВД. Там никак не хотели меня увольнять и тянули волынку до тех пор, пока я не пригрозил, что могу погибнуть в Абхазии с удосто¬верением офицера российской милиции — и им тогда не отпи-саться. Сразу уволили.
— по почему вы направились именно в Абхазию? Насколько мне известно, славяне отсюда не изгонялись и проблема этого конфликта меньше всего связа¬ на с проблемами русскоязычно¬ го населения. Может быть, вас
просто привлекла сумма контракта и, кстати, как вы относитесь к определению «наемник»?
— Я не наемник и ни о каком денежном контракте речи быть не может! На службу в абхазскую армию я поступил добровольно, по поручению мо¬ей партии и по призыву народа Абхазии, который оказался перед угрозой уничтожения кликой Шеварднадзе. Мы не верим в то, что нынешнее российское правительство способно помочь этому народу, не верим Ельцину, который вместе с Ше¬варднадзе состоял в одном политбюро. Мы знаем: скоро заполыхает вся Кубань, и должны быть к этому готовы.
— Не кажется ли вам, что участие в конфликте таких людей, как вы, только затрудняет возможности лидеров грузин¬ской и абхазской сторон в поисках мирного разрешения?
— Я не верю, что Ардзинба и Шеварднадзе смогут мирно договориться. Никто из них коня на скаку уже не остановит, да им этого и не позволят. Сейчас уже не абхазцы решают этот вопрос, а Республика Аб¬хазия, в которую входит множе¬ство народов. Мир возможен лишь в одном случае — если Шеварднадзе выведет войска и полностью признает суверенитет Абхазии. Те грузины, которых это не устраивает, должны уехать в Грузию… Что касается моего участия, то скажите, почему ни у кого не возникает вопросов о наших евреях, воюющих против арабов?
— Но, может быть, вас сюда привело самолюбие капитана который так к не стал майором. Здесь формируются новые посты, структуры, распределяются портфели, и у вас есть возможность проявить себя, получить пост, добиться власти…
— Нет, я сюда приехал из честолюбия. Во-первых, я уже об этом говорил, меня сюда направила наша нациналистическая партия, которая ведет сейчас активную работу не только на различных территори¬ях, но также и в российской армии, МВД, спецслужбах. Во-вторых, мне не нужны здесь нм посты, ни власть. Нам, если хо¬тите, нужны власть в России и посты в Кремле. Мы прекрасно понимаем: Россия — н.а пороге серьезнейших потрясений. Граж¬данская война может разгореть¬ся уже в этом году. Поэтому мы здесь формируем свои отря¬ды, нарабатываем боевом опыт. И к тому времени, когда запо¬лыхает Россия, наша партия бу¬дет единственной, имеющей бо¬евые отряды с опытом ведения гражданской войны. А здесь мы его получаем сполна, оружие нам выдают отличное — новое. Боеприпасов — в избытке. В нашем подразделении только офицеры, и мы выполняем специальные функции во всех под¬разделениях армии Абхазии.
— Но если вы попадете в плен и над вами, как над наемником, возникнет угроза рас¬стрела, к кому вы обратитесь запомощью? К России?
— Я подал заявление о принятии гражданства Абхазии и скоро получу новый паспорт. Кроме этого, я служу в абхаз¬ской армии и соответственно за помощью в совдепию обращаться не стану. Меня не пугает плен: я знал, на что шел. За долгие годы проявил себя в нашей организации достаточно надежно, не завалил ни одной явки и ни одного человека, ну а живым меня не возьмут. Так что — честь имею.
После этого я рассказал моим собеседникам — капитану Илюнчеву, лейтенанту Плющу и подполковнику Сидоренко, что двумя днями ранее на грузинской стороне мне показали в штабе бригады, расположенной в Очамчира, документы убито¬го накануне наемника. В потре¬панном бумажном удостовере¬нии было написано, что А. О. Токарев является рядовым бой¬цом 1-го батальона Гумистинского оборонительного рубежа министерства обороны Республики Абхазия. Подписано 7 ноября 1992 года подполковником Авидзба. А в залитом кровью пас¬порте с фотографией того же парня написано: Токарев Анд¬рей Олегович — 1973 года рож¬дения, прописан в городе Крас¬нодаре на улице Сормовская, дом 175.
Показывая эти документы, грузинские офицеры все допытывались у меня, за что убит на их земле двадцатилетний русский парень? И за что он сам убивал? Я ушел от ответов, потому что действительно не знал, что говорить.
Лейтенант, капитан и подполковник, выслушав меня, пе¬реглянулись, помолчали, потом Сидоренко произнес:
— Да, это наш парень. Но надо еще раз все проверить, потому что мы его числили пропавшим без вести. И надо выяснить — кто убил? У нас руки длинные, достанем.
12/09/2024